1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46

5

Пушкин с необыкновенной быстротой шел вперед в своем творчестве. Каждое новое произведение его становилось новым литературным завоеванием. Совершенно новым в русской литературе видом поэмы явился «Кавказский пленник» (1821, напечатано в 1822 году), романтическая поэма лирического характера. Эта форма поэтического творчества, первым образцом которой был «Кавказский пленник», нашла свое дальнейшее развитие в следующих поэмах Пушкина: «Братьях разбойниках» (1822, напечатано в 1825 году), «Бахчисарайском фонтане» (1823, напечатано в 1824 году) и «Цыганах» (1824, напечатано в 1827 году).

«Романтизм — вот первое слово, огласившее Пушкинский период», — заметил Белинский (I, 383). Романтизм Пушкина сыграл огромную революционную роль в развитии русской литератуы, в ниспровержении догматических «правил» классицизма, в расширении идейного содержания и обновления форм поэзии, драматургии, художественной прозы. В русском романтизме были различные социальные и эстетические направления. Среди романтиков находились и революционно настроенные писатели и приверженцы феодально-монархических идей, идеализировавшие средневековье и призывавшие к уходу в мир мистического «откровения». Романтизм последнего типа, нашедший наиболее яркое выражение в поэзии Жуковского, по своему идейному содержанию остался совершенно чуждым Пушкину: его интересовала иная, социально устремленная, бунтарская струя романтизма. В этом романтизме Пушкина привлекала борьба за народность литературы, за освобождение от правил, стеснявших ее развитие, стремление к раскрытию внутреннего мира человеческой индивидуальности, утверждение прав личности» обращение к источникам народного творчества. Такой романтизм предвещал переход к реализму, ибо был формой борьбы со старой идеологией и эстетикой, мешавшей глубокому, правдивому изображению жизни. Вот почему в романтических произведениях Пушкина намечаются яркие тенденции будущего Пушкина-реалиста, которые свидетельствуют о стремлении постигнуть противоречия действительности. Романтический период в пушкинском творчестве носил характер поисков, переходного этапа на пути к реализму, а не был выражением попыток ухода от жизненных противоречий. Пушкину был чужд и мистицизм, в котором обретали путь к примирению с действительностью многие поэты романтического направления. Его ум передового просветителя не мог видеть за пределами «земной жизни» ничего иного, кроме «ничтожества».

Говоря о романтических поэмах Пушкина, необходимо сразу же решительно отвергнуть утверждение буржуазно-либерального компаративистского литературоведения о том, что эти поэмы являются якобы результатом влияния Байрона. Пушкин, как известно из его собственных признаний в письмах к друзьям, в начале 20-х годов весьма увлекался Байроном. В нем он ценил прежде всего идейный пафос его поэзии, протест против современных социальных устоев, культ сильной воли, сильных страстей, отрицание косности, религиозных предрассудков. Но, как отметил еще Белинский, Пушкин «заботился не о том, чтоб походить на Байрона, а о том, чтоб быть самим собою и быть верным той действительности, до него еще непочатой и нетронутой, которая просилась под перо его» (XII, 83). Как мы увидим ниже, даже в самом строении пушкинских поэм были принципиальные отличия от байроновских поэм. Характерно, что Пушкин в 1827 году, отмечал положительное в творчестве Байрона, вместе с тем подверг резкой критике односторонность и недостатки его творческого метода. Главное отличие «южных» поэм Пушкина от поэм Байрона заключается в том, что пушкинские поэмы, выросли на почве русской действительности и в них ставились вопросы, подсказанные русской жизнью. Именно это решающее обстоятельство и обусловило своеобразие пушкинских поэм, их огромное значение для русского общества и для развития русской литературы.

Пушкин чувствовал сам новизну своей поэмы и поэтому колебался в определении ее жанра. По поводу подзаголовка к «Кавказскому пленнику» он писал Гнедичу: «Назовите это стихотворение сказкой, повестию, поэмой или вовсе никак не называйте» (XIII, 37). В печати поэма названа была «повестью».

Непосредственным выражением протестующего, оппозиционного направления пушкинской поэмы были строки о свободе, выключенные из прижизненных изданий:

«Кавказский пленник». Титульный лист первого издания (1822 г.).

Это свободолюбие сказывалось во всем содержании «Кавказского пленника». «Кавказский пленник» был произведением, органически связанным с личностью автора и с русской жизнью.

Самый характер пленника имел русскую реально историческую основу. Пушкин писал В. П. Горчакову о характере пленника: «Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19-го века» (октябрь — ноябрь 1822 года; XIII, 52). Живыми выразителями этой разочарованности были некоторые друзья Пушкина; элементы этого раннего разочарования были и у Пушкина: оно было вызвано противоречием между свободолюбивыми стремлениями передовой молодежи и окружающей обстановкой. Еще до отъезда на юг он писал Вяземскому: «Петербург душен для поэта» (апрель 1820 года; XIII, 15). «Духота» эта метафорически выражала, конечно, политическую атмосферу александровской России. Поэтическое претворение этого автобиографического мотива мы находим в «Кавказском пленнике»:

В отличие от привычных для читателей того времени мелодраматических сюжетов восточных поэм Байрона, сюжет «Кавказского пленника» отличается простотой. На это указывал П. А. Плетнев в статье о поэме Пушкина: «Происшествие в рассматриваемом нами сочинении самое простое, но вместе с тем самое поэтическое».

«Простота» эта была сознательная. За исключением романтического самоубийства черкешенки, все в пушкинской поэме просто и естественно, «может быть, слишком естественно», как писал Вяземский. Пушкинский пленник лишен того ореола таинственности, каким окружены модные тогда байроновские герои. Правда, прошлое его остается в тумане, но во всяком случае оно не скрывает никаких тайн вроде тех, какие окутывают, например, прошлое байроновского Лары.

То же следует сказать и о черкешенке. В образе ее почти нет романтического преувеличения. Если пленник обрисован неясно, на что жаловались современные критики (Плетнев, Вяземский), то черкешенка, напротив, изображена гораздо отчетливее.

Русская литература — не только поэзия, но и проза — не знала такой пластики и эмоциональной выразительности, какие показаны были Пушкиным в описании черкешенки. Вот, например, сцена первого ночного посещения:

После исповеди пленника:

Переживания героини впервые были переданы с такой психологической правдивостью.

В композиции «Кавказского пленника» описания занимают самостоятельное, важное место. Некоторые из них совпадают по тону и даже в отдельных выражениях с описаниями в письме к брату, написанном вскоре после пребывания на Кавказе (24 сентября 1820 года). Например, в письме мы читаем: «Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видал великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и неподвижными...» (XIII, 17). В поэме:

Описания в пушкинской поэме представляют собой своего рода кавказский дневник. Оттого-то И. Киреевский и находил впоследствии, что поэма Пушкина «имеет не одно, но два содержания, которые не слиты вместе, но являются каждое отдельно, развлекая внимание и чувства на две различные стороны» («Нечто о характере поэзии Пушкина»). Пушкин предвидел подобные упреки. Вскоре после окончания поэмы он писал Гнедичу: «... описание нравов черкесских [, самое сносное место во всей поэме,] не связано ни с каким происшествием и [есть] ни что иное, как географическая статья или отчет путешественника» (29 апреля 1822 года, черновик). И в письме к В. П. Горчакову: «Черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую часть моей повести; но все это ни с чем не связано и есть истинный hors d'oeuvre» (октябрь — ноябрь 1822 года; XIII, 371, 52). Несмотря на это, описательная часть вызвала восторженные отзывы всей критики, причем особенно подчеркивалось, что такие описания могли быть сделаны только человеком, видевшим все собственными глазами. Например, Плетнев писал: «Повествование может лучше обдумать стихотворец и с меньшими дарованиями против Пушкина; но его описания Кавказского края навсегда останутся первыми, единственными. На них остался удивительный отпечаток видимой истины, понятной, так сказать, осязаемости мест, людей, их жизни и их занятий... Описания в "Кавказском пленнике" превосходны не только по совершенству стихов, но потому особенно, что подобных им нельзя составить, не видав собственными глазами картин природы».

«Кавказский пленник». Рисунок М. Иванова. Гравюра С. Галактионова (1824 г.).

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46